Природа полностью вступила в свои права. Зелень, изредка прерываемая бело-черными стволами берез, казалась еще более объемной и глубокой, чем была на самом деле. Птицы, перескакивающие с ветки на ветку, чирикали наперебой, старательно выводя свои песни. И эти песни, будучи совершенно разными, сливались с шелестом листьев и редким похрустыванием сучьев в одну целую идеальную симфонию.
Казалось, что даже свет, который пробивался сквозь листву яркими лучами, вступает в этот танец леса. С каждым легким дуновением ветра, он начинал перескакивать с места на место, оказываясь в совершенно новых местах. Траекторию падения этих лучей на землю легко можно было отследить, ведь воздух, через который проходил свет, будто светился изнутри, становясь ярче.
А если задрать голову к небу в том месте, где кроны деревьев находятся на расстоянии друг от друга, то можно было увидеть кучерявые облака, неспешно плывущие куда-то по своим собственным делам. Чистые, белые мягкие облака.
Слабый шелест травы и хруст тонких веток нарушил эту утопию. Сквозь рощу быстрым шагом пробиралась собака. Худая, какая-то неустойчивая и нелепая, она вытянула вперед шею, словно стараясь увидеть что-то прямо перед своим носом. Она была бело-рыжей, с самыми обычными собачьими карими глазами. В зубах у нее болталась какая-то птица, внешне напоминающая дрозда. Собака делала большие, размашистые шаги, словно стараясь как-то компенсировать этими огромными шагами свои сравнительно некрупные размеры.
Откуда-то прямо из-под лап собаки выскочила белка и, отчаянно ругая ее на своем языке, она взлетела вверх по дереву. Птицы, заслышав брань белки стали передавать друг другу новые, предупреждающие песни, предупреждая лес о том, что в этой его части проходила хищница.
Однако сама хищница то и дело останавливалась, оглядывалась, а затем снова продолжала свой путь, словно опасаясь кого-то увидеть. Но дойдя до корней большого и старого дерева, собака остановилась совсем и, бросив свою добычу перед передними лапами, огляделась в последний раз. Затем, она легла, облокотившись боком на ствол березы и, облизнувшись, жадно начала разрывать птицу на куски, то и дело отплевываясь от перьев.
Она ела так торопливо, словно прожила без еды несколько дней. Пару раз собака даже умудрилась подавиться пищей и, откашливаясь, снова принималась за дело с еще большей скоростью.